– А не проще ли было бы удушить руками, обычным способом?.. – Смоленская чуть было не произнесла расхожую фразу «как все нормальные люди», но вовремя остановилась, вздохнула. – Вы меня понимаете?
– Мне трудно сказать вам что-либо… Я провел достаточно большую работу по каждому трупу, и если вы прочитаете, то поймете, что убийца не только душил, но и убивал с помощью ножа… Так зарезали Шахназарова – как барана! Но связывать ли остальные убийства со смертью Шахназарова или нет, это уже не входит в мою компетенцию, вы же понимаете.
– Вы вот здесь пишете, что на плече Ларисы Васильевой рана, и образовалась она от воздействия серной кислоты…
– Правильно, и у Бокалова на шее тоже рана от кислоты, и у Мухамедьярова с Аскеровым. Там нет ни порезов, ничего такого, словно кто-то хотел выжечь кислотой какой-то знак или отметину… Вы можете взглянуть на эти раны.
– Хорошо, проводите меня, Гамлет… Какое красивое у вас имя…
– В наших краях оно считается обычным. Пойдемте.
…Она вышла из морга и долго не могла отдышаться. От увиденного ей было не по себе. Особенно сильное впечатление на нее произвел труп Ларисы Васильевой. Несчастная женщина лежала на столе с открытым ртом, словно он застыл в страшном крике, который так и не был никем услышан… И эта рана на плече, кому понадобилось выжигать ее? Хотя Гамлет утверждал, что все эти раны были нанесены после смерти. Зачем убийце тратить серную кислоту? Неужели для того, чтобы выжечь, скажем, татуировку на теле своей жертвы? Что там было, какие опознавательные знаки?.. Ведь после совершения убийства преступник должен был как можно скорее скрыться, а он вместо этого доставал из кармана пузырек с кислотой и выжигал что-то на уже мертвом теле. В это верилось с трудом. К тому же Гамлет обратил ее внимание на тот факт, что в волосах всех жертв он обнаружил микрочастицы серого и белого пуха, и после проведения экспертизы оказалось, что это пух кроликов! Он, краснея, высказал предположение, что жертвы могли быть убиты в каком-то одном сарае, а уж потом привезены на место, где их обнаружили. Кроме того, было совершенно непонятным, зачем преступнику (или преступникам) было отрезать уши Мухамедьярову и Аскерову.
Из кабинета Гамлета Смоленская позвонила в прокуратуру и, услышав знакомый голос Георгия Георгиевича, предупредила его о своем приезде.
Прокурор встретил ее сдержанной улыбкой, предложил коньяк и, когда секретарша ушла, положил перед московской гостьей папку:
– Это заключение. Экспертиза подтвердила вашу догадку о том, что подвал библиотеки в Туапсе был использован в качестве склада для хранения наркотиков, причем самых разных…
– Вы что-нибудь знали о Мисропяне?
– Мы знали, что он приторговывает золотом, точнее будет сказать, подозревали его в каких-то мелких нарушениях, даже штрафовали несколько раз, но чтобы он был связан с наркотиками…
– Он был связан с Назаряном. – И Изольда передала ему свой разговор с Кариной о замене героина на сахарную пудру.
– У вас есть доказательства?
– У нас имеются свидетельские показания Карины Мисропян, кроме того, у меня есть все основания подозревать Яшу Мисропяна в ограблении своего же магазина, поскольку с Назаряном он расплачивался именно золотом, и вам не составит труда найти это золото у Назаряна, выследив его… Я понимаю, что похищение такого количества героина, да еще и работником ОБНОНа, вызовет интерес не только у местной прессы, это обещает быть громким и скандальным делом, и сейчас в вашей власти, Георгий Георгиевич, сделать все возможное, чтобы Назарян во всем сознался и рассказал вам, кому и на каких условиях он продал целых сто килограммов героина. Я обещаю пока молчать об этом, но взамен прошу содействия в прекращении основанного на провокации дела в отношении моей подруги, Изольды Хлудневой.
Прокурор, белый как бумага, выпил залпом коньяк и сунул в рот кружок лимона. Сморщился и замотал головой:
– Но что я могу сделать, если колесо уже завертелось и вашу подругу наверняка уже арестовали?
– У вас есть свои способы и каналы, с помощью которых вы можете хотя бы приостановить этот процесс. Но если с головы Изольды упадет хоть волос, все столичные газеты разнесут историю о сахарной пудре на всю страну. Я не шучу. Произошла дьявольская ошибка, жертвой которой стал следователь прокуратуры, человек, у которого не меньше врагов, чем у вас, и вы прекрасно это понимаете. Позвоните в С., напишите, сообщите, что…
– Поздно! – Георгий Георгиевич от бессилия даже обмяк на своем кресле и втянул голову в плечи. – Как вы не поймете, что нами в С. были отправлены отпечатки ее пальцев, и все совпало… Я понимаю, она ваша подруга, и вы не можете допустить мысли, что она замешана в этом деле, но факты, сами знаете, упрямая вещь. А что касается Назаряна, если подтвердится, что чудовищное по своему размаху и цинизму преступление действительно имело место, то огласки все равно не избежать, и вы тоже не в силах будете остановить этот процесс. У нас работа такая…
Смоленская вернулась в машину и долго не могла прийти в себя. Голова шла кругом, и самое обидное заключалось в том, что визит в Сочи практически не дал ничего нового для следствия, а лишь запутал его еще больше. Кроличий пух! Этого еще не хватало! А теперь еще и реальность ареста Изольды…
– Эдик, отвези меня на вокзал… А сам возвращайся в Лазаревское к ребятам.
– А зачем вам на вокзал-то? – не понял Эдик.
– Я сяду на электричку, доберусь до Адлера, а оттуда уже самолетом в С. Так им и передай. А папки с заключениями возьму с собой, изучу в дороге… Ну вот и все, договорились?
– Я сам бы мог отвезти вас в Адлер… – пожал плечами водитель.
– Не надо, я так, своим ходом… – Екатерина постеснялась ему сказать, что ей просто хочется побыть одной, хотя бы один разок искупаться в море и немного отдохнуть. – Но сначала я воспользуюсь рацией и попытаюсь разыскать Скворцова. Быть может, Лебедев уже успел рассказать ему что-нибудь интересное про Пунш…
Виталий отозвался почти сразу же, и после того, как передал Кате весь разговор с Лебедевым, высказал предположение о его причастности к гибели жены.
– Я понимаю, конечно, Виталя, что так было бы проще и удобнее, но не настолько же он глуп, чтобы рассказывать тебе о своих пьяных фантазиях, навлекая на себя подозрения. Я не верю, что он убил Пунш. А потому советую тебе отпустить его, но не сводить с него глаз. Если у него рыльце в пушку, он начнет действовать. И первое, что он попытается сделать, в случае, если он убийца, это не допустить эксгумации трупа бывшей жены. Хотя теперь, даже если экспертиза покажет, что она была убита, нам будет трудно доказать, кто именно убил. И вопрос алиби отпадет сам собой – разве может человек вспомнить, где он находился в такой-то день или месяц пять лет назад.
– Отпустить?.. – не поверил своим ушам Скворцов. – Но мы же так долго выслеживали его…
– И тем не менее… Запиши телефон Чашина – будем держать связь через него…
– Вы еще не передумали? – услышала она голос Эдика. – Не передумали добираться до Адлера своим ходом?
И Смоленская, понимая, что ситуация, в которой сейчас оказалась Изольда, слишком рискованная, чтобы позволить себе расслабиться, счет идет если не на минуты, то на часы, и время дорого, как никогда, отказалась от своей мечты искупаться в море, сдалась и попросила Эдика отвезти ее в Адлер.
На трассе, после часа езды, мне завязали платком глаза – машина свернула влево и поехала по кочкам. Так продолжалось довольно долго; мы то сворачивали, то ехали прямо и снова поворачивали, да так часто, что создавалось впечатление, будто мне просто морочат голову, кружась на одном и том же месте.
Наконец машина сбавила ход и остановилась. Повязка с глаз была снята, и я увидела высокий бетонный забор.
Было тихо, зловеще тихо, и мне подумалось тогда, что если за этим забором действительно скрывается Изольда, разумеется, не в качестве пленницы, то она дорого заплатит мне за долгие часы и минуты страха, которые я испытала, прежде чем оказаться здесь. Как будто нельзя было предупредить меня предварительным звонком, запиской или каким-либо другим способом.